Хармс театр закрывается нас всех тошнит

 НА
 ГЛАВНУЮ
 
 
рассказы    61

рассказы
   62

рассказы  
 63

рассказы  
 64

рассказы    65

рассказы    66

рассказы  
 67

рассказы    68

рассказы 
  69

рассказы    70

рассказы    71

рассказы    72

рассказы    73

рассказы   74

рассказы    75

рассказы    76

рассказы    77

рассказы    78

рассказы    79

рассказы    80

 НА

 ГЛАВНУЮ
 
лучшие
рассказы Хармса
хармс    10
хармс    20
хармс    30
хармс    40
хармс    50
хармс    60
хармс    70
хармс    80
хармс    90
хармс  100
анекдотики
проза Хармса:
  1       2       3       4 
 
рассказы Зощенко:
 20     40    
60 

  
80    100
 
120
  140   160   180
  200
 
220
  240   260   280   300
 
320
  340   360
  380   400
     
рассказы Аверченко
рассказы Тэффи
сборник 1
сборник 2

.

Суд Линча

Петров садится на коня и говорит, обращаясь к толпе, речь, о
том, что будет, если на месте, где находится общественный сад, будет
построен американский небоскреб. Толпа слушает и, видимо, соглашается.
Петров записывает что-то у себя в записной книжечке. Из толпы
выделяется человек среднего роста и спрашивает Петрова, что он записал
у себя в записной книжечке. Петров отвечает, что это касается только
его самого. Человек среднего роста наседает. Слово за слово, и
начинается распря. Толпа принимает сторону человека среднего роста, и
Петров, спасая свою жизнь, погоняет коня и скрывается за поворотом.
Толпа волнуется и, за неимением другой жертвы, хватает человека
среднего роста и отрывает ему голову. Оторванная голова катится по
мостовой и застревает в люке для водостока. Толпа, удовлетворив свои
страсти, — расходится.

Встреча

Вот однажды один человек пошел на службу, да по дороге
встретил другого человека, который, купив польский батон, направлялся к
себе во свояси.

Вот, собственно, и все.

Неудачный спектакль

На сцену выходит Петраков-Горбунов, хочет что-то сказать, но икает. Его начинает рвать. Он уходит.

Выходит Притыкин.

Притыкин: Уважаемый Петраков-Горбунов должен сооб… (Его рвет, и он убегает).

Выходит Макаров.

Макаров: Егор… (Макарова рвет. Он убегает.)

Выходит Серпухов.

Серпухов: Чтобы не быть… (Его рвет, он убегает).

Выходит Курова.

Курова: Я была бы… (Ее рвет, она убегает).

Выходит маленькая девочка.

Маленькая девочка:

— Папа просил передать вам всем, что театр закрывается. Нас всех тошнит.

Занавес

<1934>

Тюк!

Лето, письменный стол. Направо дверь. На столе картина. На
картине нарисована лошадь, а в зубах у лошади цыган. Ольга Петровна
колет дрова. При каждом ударе с носа Ольги Петровны соскакивает пенснэ.
Евдоким Осипович сидит в креслах и курит.

Ольга Петровна (ударяет колуном по полену, которое, однако, нисколько не раскалывается).

Евдоким Осипович: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ, бьет по полену).

Евдоким Осипович: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ, бьет по полену).

Евдоким Осипович: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ, бьет по полену).

Евдоким Осипович: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ): Евдоким Осипович! Я вас прошу, не говорите этого слова «тюк».

Евдоким Осипович: Хорошо, хорошо.

Ольга Петровна (ударяет колуном по полену).

Евдоким Осипович: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ): Евдоким Осипович! Вы обещали мне не говорить этого слова «тюк».

Евдоким Осипович: Хорошо, хорошо, Ольга Петровна! Больше не буду.

Ольга Петровна (ударяет колуном по полену).

Евдоким Осипович: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ): Это безобразие! Взрослый пожилой человек и не понимает простой человеческой просьбы!

Евдоким Осипович: Ольга Петровна! Вы можете спокойно продолжать вашу работу. Я больше мешать не буду.

Ольга Петровна: Ну я прошу вас, я очень прошу вас: дайте мне расколоть хотя бы это полено.

Евдоким Осипович: Колите, конечно, колите!

Ольга Петровна (ударяет колуном по полену).

Евдоким Осипович. Тюк!

Ольга Петровна роняет колун, открывает рот, но ничего не может
сказать. Евдоким Осипович встает с кресел, оглядывает Ольгу Петровну с
головы до ног и медленно уходит.

Ольга Петровна стоит неподвижно с открытым ртом и смотрит на удаляющегося Евдокима Осиповича.

Занавес медленно опускается.

<1933>

…………………..
Даниил
Хармс        
     

 .

.
 смешная литература,

   юмор чёрный.

Источник

На премьере фильма «Энтропия» на сцене и в зале царило адское действо [фото, видео]

Валерия Гай Германика сыграла одну из главных ролей в фильме «Энтропия»Фото: Евгения ГУСЕВА

Изменить размер текста:

У Хармса есть гениальный рассказ под названием «Неудачный спектакль», в котором на сцену постоянно кто-то выходит, икает, тошнит и уходит за кулисы. А заканчивается все тем, что маленькая девочка говорит: «Папа просил передать вам всем, что театр закрывается. Нас всех тошнит!».

Жалко, что на премьере фильма «Энтропия» не нашлось ни одной маленькой или большой девочки, которая бы прекратила адское действо, царившее на сцене и в зале. Мы уже писали об этом фильме режиссера Марии Саакян, где главные роли сыграли Ксения Собчак, Валерия Гай Германика и божий человек, модель и экс-судья в «Топ-модели по-русски», Данила Поляков.

Собчак благоразумно от премьеры откосила, оставив отдуваться своих коллег по съемочной площадке. Но и без нее кинотеатр «35 мм», где проходил показ, не покидало безумие. Поляков, как настоящий защитник отечества, прибыл на премьеру в платье и затейливо подкрашенными красным бородой и глазами. Гай Германика также отнеслась к премьере серьезно — накрутила волосы, наклеила ресницы, нарисовала шикарные стрелки, а, чтобы быть еще краше, заправилась красным вином, которое кокетливо торчало из ее сумочки.

В отсутствие постоянного бойфренда режиссер приволокла двух редкой уродливости собак под мышкой. Решив разрядить обстановку, Валерия предложила нарядному Даниле раздеться. Божий человек внял приказу Германики, скинув с себя женские одежки и исподнее, стыдливо спрятав естество между ног, и горделиво поднял руки над головой. Мол, вот я каков — то ли девочка, то ли видение.

Тут же вспомнился главный убивец в «Молчании ягнят», который развлекался таким же образом у себя дома. Московские тусовщики неоднократно видели, как Поляков проделывал подобный трюк в ночных клубах — если его хорошенечко попросить, так что делать «девочку» (так Данила называет свой акт), ему далеко не впервой, и это не было признаком сильнейшего волнения перед премьерой. Подумалось, что надо бы ему попробовать повторить этот фокус в день ВДВ в Парке Горького. Зрители обалдели, а Гай Германика и Поляков сообщили, что каждый, кто до конца фильма выйдет из зала, должен будет раздеться догола.

Первым через 10 минут выскочил сам Данила, как и обещал, в чем мама родила. За ним вышла, на удивление, одетая Германика, которая сказала своим друзьям, что если посмотрит фильм, то ее стошнит. И вернулась только на запланированное общение со зрителями. Которых, к слову сказать, в зале осталось немного — журналисты и гости картины под предлогом «сходить в туалет», чинно отходили три шага от зрительного зала, а затем пулей бежали подальше от кинотеатра — аж набойки отваливались. Общения со зрителями не получилось.

Валерия Гай Германика, видимо, с толком провела полтора часа вне кинозала, так что ноги ее не держали. Усевшись на сцене в компании двух своих собак, она в витиеватых выражениях выражала свое отношение к зрителям и «Энтропии», прерывавшись на попить и покурить. Отчаявшись добиться от барышни адекватного ответа, из зала расползлись последние зрители.

Более уродливого действия, чем в тот вечер, представить было невозможно. О’кей, и фильм и вокругпремьерная история на сцене вполне себе вписывается в рамки современного искусства, которое живо тем, что играет на твоих нервах: если тебя адски бесит, то уже хорошо — значит, задело (так объясняют сами творцы). Но в данном случае не хватало главного — идеи. Ибо если ты уж пытаешься устраивать перформанс, то позаботься о том, чтобы в этом был какой-то смысл. Протест, или, если угодно, призыв к революции. Потому что в другом случае ты не арт-объект, а идиот с мужским «недостатком», зажатым между ног и не модная режиссерша, такая вся «настоящая», а просто пьяная дура.

Валерия Гай Германика: «Я девочка невинная».Евгения ГУСЕВА

ИСТОЧНИК KP.RU

Источник

ВЫВАЛИВАЮЩИЕСЯ СТАРУХИ
Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна, упала и разбилась.
Из окна высунулась другая старуха и стала смотреть вниз на разбившуюся,
но от чрезмерного любопытства тоже вывалилась из окна, упала и разбилась.
Потом из окна вывалилась третья старуха, потом четвертая, потом пятая.

Когда вывалилась шестая старуха, мне надоело смотреть на них, и я пошел
на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому подарили вязаную шаль.

ПУШКИН И ГОГОЛЬ
Гоголь падает из-за кулис на сцену и смирно лежит.
Пушкин (выходит, спотыкается об Гоголя и падает): Вот черт! Никак об Гоголя!

Гоголь (поднимаясь): Мерзопакость какая! Отдохнуть не дадут. (Идет, спотыкается
об Пушкина и падает.) Никак об Пушкина спотыкнулся!
Пушкин (поднимаясь): Ни минуты покоя! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает.)
Вот черт! Никак опять об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь): Вечно во всем помеха! (Идет, спотыкается об Пушкина
и падает.) Вот мерзопакость! Опять об Пушкина!
Пушкин (поднимаясь): Хулиганство! Сплошное хулиганство! (Идет, спотыкается
об Гоголя и падает.) Вот черт! Опять об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь): Это издевательство сплошное! (Идет, спотыкается об
Пушкина и падает.) Опять об Пушкина!
Пушкин (поднимаясь): Вот черт! Истинно, что черт! (Идет, спотыкается об
Гоголя и падает.) Об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь): Мерзопакость! (Идет, спотыкается об Пушкина и падает.)
Об Пушкина!
Пушкин (поднимаясь): Вот черт! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает за
кулисы.) Об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь): Мерзопакость! (Уходит за кулисы.) За сценой слышен
голос Гоголя: «Об Пушкина!»
Занавес.

СОН
Калугин заснул и увидел сон, будто он сидит в кустах, а мимо кустов проходит
милиционер.
Калугин проснулся, почесал рот и опять заснул, и опять увидел сон, будто
он идет мимо кустов, а в кустах притаился и сидит милиционер.
Калугин проснулся, положил под голову газету, чтобы не мочить слюнями подушку,
и опять заснул, и опять увидел сон, будто он сидит в кустах, а мимо кустов
проходит милиционер.
Калугин проснулся, переменил газету, лег и заснул опять. Заснул и опять
увидел сон, будто он идет мимо кустов, а в кустах сидит милиционер.
Тут Калугин проснулся и решил больше не спать, но моментально заснул и
увидел сон, будто он сидит за милиционером, а мимо проходят кусты. Калугин
закричал и заметался в кровати, но проснуться уже не мог.
Калугин спал четыре дня и четыре ночи подряд и на пятый день проснулся
таким тощим, что сапоги пришлось подвязывать к ногам веревочкой, чтобы
они не сваливались.
В булочной, где Калугин всегда покупал пшеничный хлеб, его не узнали и
подсунули ему полуржаной. А санитарная комиссия, ходя по квартирам и увидя
Калугина, нашла его антисанитарным и никуда не годным и приказала жакту
выкинуть Калугина вместе с сором.
Калугина сложили пополам и выкинули его как сор.

ЧЕТЫРЕ ИЛЛЮСТРАЦИИ ТОГО, КАК НОВАЯ ИДЕЯ ОГОРАШИВАЕТ ЧЕЛОВЕКА, К НЕЙ
НЕ ПОДГОТОВЛЕННОГО
I
Писатель: Я писатель.
Читатель: А по-моему, ты г…о!
Писатель стоит несколько минут потрясенный этой новой идеей и падает замертво.
Его выносят.
II
Художник: Я художник.
Рабочий: А по-моему, ты г…о!
Художник тут же побледнел как полотно, И как тростинка закачался, И неожиданно
скончался. Его выносят.
III
Композитор: Я композитор.
Ваня Рублев: А по-моему, ты …..!
Композитор, тяжело дыша, так и осел. Его неожиданно выносят.
IV
Химик: Я химик.
Физик: А по-моему, ты ….!
Химик не сказал больше ни слова и тяжело рухнул на пол.

МАКАРОВ И ПЕТЕРСЕН
Макаров: Тут, в этой книге, написано о наших желаниях и об исполнении их.
Прочти эту книгу, и ты поймешь, как суетны наше желания. Ты также поймешь,
как легко исполнить желание другого и как трудно исполнить желание свое.

Петерсен: Ты что-то заговорил больно торжественно. Так говорят вожди индейцев.

Макаров: Эта книга такова, что говорить о ней надо возвышенно. Даже думая
о ней, я снимаю шапку.
Петерсен: А руки моешь, прежде чем коснуться этой книги?
Макаров: Да, и руки надо мыть.
Петерсен: Ты и ноги, на всякий случай, вымыл бы!
Макаров: Это неостроумно и грубо.
Петерсен: Да что же это за книга?
Макаров: Название этой книги таинственно…
Петерсен: Хи-хи-хи!
Макаров: Называется эта книга МАЛГИЛ.
Петерсен исчезает.
Макаров: Господи! Что же это такое? Петерсен!
Голос Петерсена: Что случилось? Макаров! Где я?
Макаров: Где ты? Я тебя не вижу!
Голос Петерсена: А ты где? Я тоже тебя не вижу!.. Что это за шары?
Макаров: Что же делать? Петерсен, ты слышишь меня?
Голос Петерсена: Слышу! Но что такое случилось? И что это за шары?
Макаров: Ты можешь двигаться?
Голос Петерсена: Макаров! Ты видишь эти шары?
Макаров: Какие шары?
Голос Петерсена: Пустите!.. Пустите меня!.. Макаров!..
Тихо.
Макаров стоит в ужасе, потом хватает книгу и раскрывает ее.
Макаров (читает): «…постепенно человек теряет свою форму и становится
шаром. И, став шаром, человек утрачивает все свои желания».
Занавес.

НЕУДАЧНЫЙ СПЕКТАКЛЬ
На сцену выходит Петраков-Горбунов, хочет что-то сказать, но икает. Его
начинает рвать. Он уходит.
Выходит Притыкин.
Притыкин: Уважаемый Петраков-Горбунов должен сооб… (Его рвет, и он убегает.)

Выходит Макаров.
Макаров: Егор… (Макарова рвет. Он убегает.)
Выходит Серпухов.
Серпухов: Чтобы не быть… (Его рвет, он убегает.)
Выходит Курова.
Курова: Я была бы… (Ее рвет, она убегает.)
Выходит маленькая девочка.
Маленькая девочка: Папа просил передать вам всем, что театр закрывается.
Нас всех тошнит!
Занавес.

АНЕКДОТЫ ИЗ ЖИЗНИ ПУШКИНА
1. Пушкин был поэтом и все что-то писал. Однажды Жуковский застал его за
писанием и громко воскликнул:
— Да никако ты писака!
С тех пор Пушкин очень полюбил Жуковского и стал называть его по-приятельски
просто Жуковым.
2. Как известно, у Пушкина никогда не росла борода. Пушкин очень этим мучился
и всегда завидовал Захарьину, у которого, наоборот, борода росла вполне
прилично.
«У него растет, а у меня не растет», — частенько говаривал Пушкин,
показывая ногтями на Захарьина. И всегда был прав.
3. Однажды Петрушевский сломал свои часы и послал за Пушкиным. Пушкин пришел,
осмотрел часы Петрушевского и положил их обратно на стул.
«Что скажешь, брат Пушкин?» — спросил Петрушевский.
«Стоп машина», — сказал Пушкин.
4. Когда Пушкин сломал себе ноги, то стал передвигаться на колесах. Друзья
любили дразнить Пушкина и хватали его за эти колеса. Пушкин злился и писал
про друзей ругательные стихи. Эти стихи он называл «эрпигармами».

5. Лето 1829 года Пушкин провел в деревне. Он вставал рано утром, выпивал
жбан парного молока и бежал к реке купаться. Выкупавшись в реке, Пушкин
ложился на траву и спал до обеда. После обеда Пушкин спал в гамаке. При
встрече с вонючими мужиками Пушкин кивал им головой и зажимал пальцами
свой нос. А вонючие мужики ломали свои шапки и говорили: «Это ничаво».

6. Пушкин любил кидаться камнями. Как увидит камни, так и начнет ими кидаться.
Иногда так разойдется, что стоит весь красный, руками машет, камнями кидается,
просто ужас!
7. У Пушкина было четыре сына и все идиоты. Один не умел даже сидеть на
стуле и все время падал. Пушкин-то и сам довольно плохо сидел на стуле.
Бывало, сплошная умора: сидят они за столом; на одном конце Пушкин все
время со стула падает, а на другом конце — его сын. Просто хоть святых
вон выноси!

Источник

Тюк!

Лето. Письменный стол. Направо дверь. На стене картина. На картине
нарисована лошадь, а в зубах у лошади цыган. Ольга Петровна колет
дрова. При каждом ударе с носа Ольги Петровны соскакивает пенснэ.
Евдоким Осипович сидит в креслах и курит.

Ольга Петровна (ударяет колуном по полену, которое однако нисколько не
раскалывается.)

Евдоким Осипович: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ бьет по полену.)

Евдоким Осипович: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ бьет по полену.)

Евдок. Осип.: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ бьет по полену).

Евдоким Осипович: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ.) Евдоким Осипович! Я вас прошу, не
говорите этого слова «тюк».

Евдоким Осипов.: Хорошо, хорошо.

Ольга Петровна (Ударяет колуном по полену.)

Евдок. Осипов.: Тюк!

Даниил Хармс — Меня называют Капуцином

Ольга Петров. (надевая пенснэ): Евдоким Осипович! Вы обещали мне не
говорить этого слова «тюк»!

Евдок. Осипов.: Хорошо, хорошо, Ольга Петровна! Больше не буду.

Ольга Петр. (ударяет колуном по полену.)

Евдок. Осипов.: Тюк!

Ольга Петр. (надевая пенснэ): Это безобразие! Взрослый, пожилой человек
и не понимает простой человеческой просьбы!

Евдок. Осипов.: Ольга Петровна! Вы можете спокойно продолжать вашу
работу. Я больше мешать не буду.

Ольга Петровна: Ну я прошу вас, я очень прошу вас: дайте мне расколоть
хотя бы, это полено!

Евдоким Осипович: Колите, конечно колите!

Ольга Петр. (ударяет колуном по полену.)

Евдок. Осипов.: Тюк!

Ольга Петровна роняет колун, открывает рот, но ничего не может сказать.
Евдоким Осипович встает с кресел, оглядывает Ольгу Петровну с головы до
ног и медленно уходит. Ольга Петровна стоит неподвижно, с открытым ртом
и смотрит на удаляющегося Евдокима Осиповича.

Занавес медленно опускается.

Что
теперь продают в магазинах

Коратыгин пришел к Тикакееву и не застал его дома.

А Тикакеев, в это время, был в магазине и покупал там сахар, мясо и
огурцы.

Коратыгин потолкался возле дверей Тикакеева и собрался уже писать
записку, вдруг смотрит идет сам Тикакеев и несет в руках клеенчатую
кошелку.

Коратыгин увидал Тикакеева и кричит ему:

– А я вас уже целый час жду!

– Неправда, – говорит Тикакеев, – я всего
25 минут как из дома.

– Ну, уж этого я не знаю, – сказал Коратыгин,
– а только я тут уже целый час.

– Не врите! – сказал Тикакеев. – Стыдно
врать.

– Милостивейший государь! – сказал Коратыгин.
– Потрудитесь выбирать выражения.

– Я считаю… – начал было Тикакеев, но
его перебил Коратыгин:

– Если вы считаете… – сказал он. Но тут
Коратыгина перебил Тикакеев и сказал:

– Сам-то ты хорош!

Эти слова так взбесили Коратыгина, что он зажал пальцем одну ноздрю, а
другой ноздрей сморкнулся в Тикакеева.

Тогда Тикакеев выхватил из кошелки самый большой огурец и ударил им
Коратыгина по голове.

Коратыгин схватился руками за голову, упал и умер.

Вот какие большие огурцы продают теперь в магазинах!
Даниил
Хармс 

Машкин
убил Кошкина

Товарищ Кошкин танцевал вокруг товарища Машкина.

Тов. Машкин следил за тов. Кошкиным.

Тов. Кошкин оскорбительно махал руками и противно выворачивал ноги.

Тов. Машкин нахмурился.

Тов. Кошкин пошевелил животом и притопнул правой ногой.

Тов. Машкин вскрикнул и кинулся на тов. Кошкина.

Тов. Кошкин попробовал убежать, но спотыкнулся и был настигнут тов.
Машкиным.

Тов. Машкин ударил кулаком по голове тов. Кошкина.

Тов. Кошкин вскрикнул и упал на четверинки.

Тов. Машкин двинул тов. Кошкина ногой под живот и еще раз ударил его
кулаком по затылку.

Тов. Кошкин растянулся на полу и умер.

Машкин убил Кошкина.

Сон
дразнит человека

Марков снял сапоги и, вздохнув, лег на диван.

Ему хотелось спать, но, как только он закрывал глаза, желание спать
моментально проходило. Марков открывал глаза и тянулся рукой за книгой.
Но сон опять налетал на него и, не дотянувшись до книги, Марков ложился
и снова закрывал глаза. Но лишь только глаза закрывались, сон улетал
опять, и сознание становилось таким ясным, что Марков мог в уме решать
алгебраические задачи на уравнения с двумя неизвестными.

Долго мучился Марков, не зная, что ему делать: спать или бодрствовать?
Наконец измучившись и взненавидев самого себя и свою комнату, Марков
надел пальто и шляпу, взял в руку трость и вышел на улицу. Свежий
ветерок успокоил Маркова, ему стало радостнее на душе и захотелось
вернуться обратно к себе в комнату.

Войдя в свою комнату, он почувствовал в теле приятную усталость и
захотел спать. Но только он лег на диван и закрыл глаза, –
сон моментально испарился.

С бешенством вскочил Марков с дивана и, без шапки и без пальто,
помчался по направлению к Таврическому саду.

Охотники

На охоту поехало шесть человек, а вернулось-то только четыре.

Двое-то не вернулись.

Окнов, Козлов, Стрючков и Мотыльков благополучно вернулись домой, а
Широков и Каблуков погибли на охоте.

Окнов целый день ходил потом расстроенный и даже не хотел ни с кем
разговаривать. Козлов неотступно ходил следом за Окновым и приставал к
нему с различными вопросами, чем и довел Окнова до высшей точки
раздражения.

КОЗЛОВ:

Хочешь закурить?

ОКНОВ:

Нет.

КОЗЛОВ:

Хочешь, я тебе принесу вон ту вон штуку?

ОКНОВ:

Нет.

КОЗЛОВ:

Может быть, хочешь я тебе расскажу что-нибудь смешное?

ОКНОВ:

Нет.

КОЗЛОВ:

Ну, хочешь пить? У меня вот тут вот есть чай с коньяком.

ОКНОВ:

Мало того, что я тебя сейчас этим камнем по затылку ударил, я тебе еще
оторву ногу.

СТРЮЧКОВ И МОТЫЛЬКОВ:

Что вы делаете? Что вы делаете?

КОЗЛОВ:

Приподнимите меня с земли.

МОТЫЛЬКОВ:

Ты не волнуйся, рана заживет.

КОЗЛОВ:

А где Окнов?

ОКНОВ (отрывая Козлову ногу):

Я тут, недалеко!

КОЗЛОВ:

Ох, матушки! Сса-па-си!

СТРЮЧКОВ И МОТЫЛЬКОВ:

Никак он ему и ногу оторвал!

ОКНОВ:

Оторвал и бросил ее вон туда!

СТРЮЧКОВ:

Это злодейство!

ОКНОВ:

Что-о?

СТРЮЧКОВ:

…Ейство…

ОКНОВ:

Ка-а-ак?

СТРЮЧКОВ:

Нь… нь… нь… никак.

КОЗЛОВ:

Как же я дойду до дому?

МОТЫЛЬКОВ:

Не беспокойся, мы тебе приделаем деревяшку.

СТРЮЧКОВ:

Ты на одной ноге стоять можешь?

КОЗЛОВ:

Могу, но не очень-то.

СТРЮЧКОВ:

Ну мы тебя поддержим.

ОКНОВ:

Пустите меня к нему!

СТРЮЧКОВ:

Ой нет, лучше уходи!

ОКНОВ:

Нет, пустите!.. Пустите!.. Пусти. … – Вот, что я
хотел сделать!

СТРЮЧКОВ И МОТЫЛЬКОВ:

Какой ужас!

ОКНОВ:

Ха-ха-ха!

МОТЫЛЬКОВ:

А где же Козлов?

СТРЮЧКОВ:

Он уполз в кусты!

МОТЫЛЬКОВ:

Козлов, ты тут?

КОЗЛОВ:

Ша́ша…!

МОТЫЛЬКОВ:

Вот ведь до чего дошел!

СТРЮЧКОВ:

Что же с ним делать?

МОТЫЛЬКОВ:

А тут уж ничего с ним не поделаешь. По-моему его надо просто удавить.
Козлов! А, Козлов? Ты меня слышишь?

КОЗЛОВ:

Ох, слышу, да плохо.

МОТЫЛЬКОВ:

Ты, брат, не горюй. Мы сейчас тебя удавим. Постой!.. Вот…
вот… вот…

СТРЮЧКОВ:

Вот сюда вот еще! Так, так, так! Ну-ка еще… Ну, теперь
готово!

МОТЫЛЬКОВ:

Теперь готово!

ОКНОВ:

Господи благослови!

 Исторический
эпизод

В. Н. Петрову

Иван Иванович Сусанин (то самое историческое лицо, которое положило
свою жизнь за царя и впоследствии было воспето оперой Глинки) зашел
однажды в русскую харчевню и, сев за стол, потребовал себе антрекот.
Пока хозяин харчевни жарил антрекот, Иван Иванович закусил свою бороду
зубами и задумался; такая у него была привычка.

Прошло тридцать пять колов времени и хозяин принес Ивану Ивановичу
антрекот на круглой, деревянной дощечке. Иван Иванович был голоден и,
по обычаю того времени, схватил антрекот руками и начал его есть. Но
торопясь утолить свой голод, Иван Иванович так жадно набросился на
антрекот, что забыл вынуть изо рта свою бороду и съел антрекот с куском
своей бороды.

Вот тут-то и произошла неприятность, так как, не прошло и пятнадцати
колов времени, как в животе у Ивана Ивановича начались сильные рези.
Иван Иванович вскочил из-за стола и ринулся на двор. Хозяин крикнул
было Ивану Ивановичу: «Зри ка́ко твоя брада кло́чна!» Но Иван Иванович,
не обращая ни на что внимания, выбежал на двор.

Тогда боярин Ковшегуб, сидящий в углу харчевни и пьющий сусло, ударил
кулаком по столу и вскричал: «Кто есть сей?» А хозяин, низко кланяясь,
ответил боярину: «Сие есть наш патриот Иван Иванович Сусанин». «Во
как!» – сказал боярин, допивая свое сусло. «Не угодно ли
рыбки?» – спросил хозяин. «Пошел ты к бу́ю!» –
крикнул боярин и пустил в хозяина ковшом. Ковш просвистел возле
хозяйской головы, вылетел через окно на двор и хватил по зубам сидящего
орлом Ивана Ивановича. Иван Иванович схватился рукой за щёку и
повалился на бок.

Тут справа из сарая выбежал Карп и, перепрыгнув через корыто, в
котором, среди помой, лежала свинья, с криком побежал к воротам. Из
харчевни выглянул хозяин. «Чего ты орешь?» спросил он Карпа. Но Карп,
ничего не отвечая, убежал.

Хозяин вышел на двор и увидел Сусанина лежащего неподвижно на земле.
Хозяин подошел поближе и заглянул ему в лицо. Сусанин пристально глядел
на хозяина. «Так ты жив?» – спросил хозяин. «Жив, да ти́лько
страшусь, что меня еще чем-нибудь ударят», – сказал Сусанин.
«Нет, – сказал хозяин, – не страшись. Это тебя
боярин Ковшегуб чуть не убил, а теперь он ушедши». «Ну, слава Тебе
Боже,!» – сказал Иван Сусанин, поднимаясь с земли.
– «Я человек храбрый, да ти́лько зря живот покладать не
люблю. Вот я приник к земле и ждал: чего дальше будет? Чуть что, я бы
на животе до самой Елдыриной слободы бы уполз… Евона как
щёку разнесло. Батюшки! Полбороды отхватило!» «Это у тебя еще и раньше
так было», – сказал хозяин. «Как это так раньше? –
вскричал патриот Сусанин. – Что же, по-твоему, я так с
клочной бородой ходил?» «Ходил», – сказал хозяин. «Ах, ты,
мя́фа», – проговорил Иван Сусанин. Хозяин зажмурил глаза и,
размахнувшись, со всего маху, звезданул Сусанина по уху. Патриот
Сусанин рухнул на землю и замер. «Вот тебе! Сам ты мя́фа!» –
сказал хозяин и удалился в харчевню.

Несколько колов времени Сусанин лежал на земле и прислушивался, но, не
слыша ничего подозрительного, осторожно приподнял голову и осмотрелся.
На дворе никого не было, если не считать свиньи, которая, вывалившись
из корыта, валялась теперь в грязной луже. Иван Сусанин озираясь
подобрался к воротам. Ворота по счастию были открыты и патриот Иван
Сусанин, извиваясь по земле как червь, пополз по направлению к
Елдыриной слободе.

Вот эпизод из жизни знаменитого исторического лица, которое положило
свою жизнь за царя и было впоследствии воспето в опере Глинки.

Источник