На десерт рвота с

Год назад я сидел на скамейке в общественном парке на углу Beckton и Barking.
Думал, как из Англии выйти пешкою в дамки, к верху иерархии, я себе все это накаркал.
Теперь меня слушают хипстеры. Арт-богема? «Ведь он из Лондона, где выставки, Портобелло.»
Не понимая, что внутри строки наболело. Не понимая, что внутри смолит Карфагеном.

Ж*п*лизы, недруги, журналисты, первые компромиссы, лейблы-монополисты.
Я лишний, будто новички на вакханалии. У всех, кто повыше, воротнички накрахмалены.
Был самодел, самопал, кто-то не захотел, сам отпал. Мы — в отель, вам — подвал.
Но тут чертополох, тут если не успел, то подох. Там, где ты видишь успех, я — подвох.

Ощущаю себя стариком, хоть просыпаюсь со стояком.
Не спасет благодать ста икон от сознания. Комплексы съедают изнутри, я зову это «комплексное питание».
От бетона Ист Лондона на cover билбордов. В клубе на Малой бронной блюю под Ивана Дорна.
Зависаю с бомондом, засыпаю в уборных под хлорофилом, но чаще под хлороформом.

На дессерт рвота с Heineken, Боже, как же я себя люблю — Отто Вайнингер.
Моя жизнь — это приключения Незнайки, наизнанку, будто шл*ха в «American psycho».
Эстеты напридумывали терминов, не зная, что выгуливали цербера.
«Наконец-то русский рэп признали» — мне не по**й ли? Субкультура разрастается — опухоль.

Подземка не принимает — и бог с ней. Эстрада напоминает клубок змей.

Я, как итог, — злей. Все играют роли — косплей, моя трасса уже не слалом, а бобслей.
Перебираю тщетно аллегории, меж тем моя любовь е**тся с кем-то в Черногории.
Мне нужен врач, лучше на дом, и немедленно. Хаус. Дре. Живаго. Менгеле.

Я подарю свою шкуру, кому по нраву. Цели, до которых дошел, не дают отраду.
С Е16, где на углу продают отраву. Говорун на левом плече, Гамаюн — на правом.
Уже зовут большие дяди на пикник афиши. После меня там читает Влади, мы фит запишем.
И все вокруг замечательно, но убей меня, пока я не скурвился окончательно.

Я всегда начинаю самоуверенно, но забиваю х** и тону у самого берега.
Они жаждут подгон, а я все решаю, кто я — андеграунд или продажный г*нд*н.
Дева не давала в ж*пу, говорила — принцип. Но это во мне убило принца, как Гаврило Принцип.
Мироздание дремлет, но кажется, дождь собирается. Очень приятно, Гремлин.

A year ago, I was sitting on a public park bench at the corner of Beckton and Barking.
I was thinking how to get out of England with a pawn to the king, to the top of the hierarchy, I made it all up for myself.
Now hipsters listen to me. Art bohemia? «He’s from London, where the exhibitions are, Portobello.»
Not understanding what was inside the line painful. Not realizing that inside the resin with Carthage.

W * n * lis, foes, journalists, first compromises, monopoly labels.
I’m superfluous, like newcomers to the orgy. Everyone who is taller has starched collars.
Was homemade, self-made, someone did not want to, he fell away. We — to the hotel, you — to the basement.
But here is a thistle, here, if not in time, then died. Where you see success, I’m a catch.

I feel like an old man, even though I wake up with a boner.
The grace of a hundred icons will not save you from consciousness. Complexes are eaten from the inside, I call this «complex nutrition».
From concrete of East London to billboards cover. In the club on Malaya Bronnaya I vomit under Ivan Dorn.
I hang out with the elite, fall asleep in toilets under chlorophyll, but more often under chloroform.

For dessert vomiting with Heineken, God, how I love myself — Otto Weininger.
My life is the adventures of Dunno, inside out, like a whore in «American psycho».
The aesthetes came up with terms, not knowing that they were walking a Cerberus.
«Finally, Russian rap was recognized» — don’t I care? The subculture grows — a tumor.

The subway does not accept — and God bless her. The stage resembles a ball of snakes.

As a result, I am angry. Everyone plays a role — cosplay, my track is no longer slalom, but bobsled.
I go over in vain allegories, meanwhile my love is fucking with someone in Montenegro.
I need a doctor, better at home, and immediately. House. Dre. Zhivago. Mengele.

I will give my skin to whoever likes it. The goals that I have reached do not give joy.
From E16, where they sell poison on the corner. Talker on the left shoulder, Gamayun on the right.
Big uncles are already calling for a picnic posters. After me, Vladi reads there, we will write down the fit.
And everything around is wonderful, but kill me before I finally get sick.

I always start off cocky, but I screw up the fuck and drown right by the shore.
They crave a fit, and I decide who I am — the underground or the corrupt g * nd * n.
Virgo didn’t give it a fuck, she said — the principle. But it killed the prince in me, like Gavrilo Princip.
The universe is slumbering, but it seems that it is going to rain. Nice to meet you, Gremlin.