Я вышел меня тошнило

Начало истории.

Предыдущий отрывок.

После возвращения из тюрьмы Владимир не хочет работать журналистом.

Иное дело Михаил, работавший на «Фантоме»! Он-то, готовый погибнуть за честь своего предприятия, знал, какова цена его преданности! Ибо для работавших на концерне ничего не изменилось, во главе угла по-прежнему стоял престиж родного и любимого суперкомплекса, идеология и общественная направленность в отношении которого ничуть не изменились.

Все долгие шесть лет я отправлял письма на адрес моей бабушки Любы, причем в конверт вкладывал сразу два послания с неволи: ей и другу. Точно такие же двойные ответы посылались в Маркандию. Одноклассник, однофамилец и единомышленник Петров до сих пор испытывал неловкость, терзаясь дурацкими комплексами. Его донельзя удивило мое заявление о нежелании трудиться на журналистском поприще.

-Друг, да тебя любая городская газета с руками оторвет! Ты же известным писакой слыл в свое время! – удивленно воззрился на меня друг поверх очков.

-О моей сомнительной «славе» давно все забыли! – возразил я.

-Ништяк! Прихвати свои публикации, мигом вспомнят! Сейчас много развелось деятелей, имеющих собственные СМИ на коммерческой основе. Такие газетки народу в почтовые ящики бесплатно кладут, а издательства существуют только за счет рекламных объявлений. Но печатаются и новостные материалы, и интервью, и политические обозрения, заказные, конечно. Естественно, хозяин барин! Но ребята получают там неплохие деньги!

-Меня тошнит от одного только слова «реклама»! Понимаешь, Мишаня, я не хочу ничего этого и близко видеть! – подняв на друга глаза, встретил удивленный взгляд.

Маленький тезка, сидевший у меня на коленях, засунул в рот палец и принялся энергично орудовать за щекой. Убрав ручку мальчугана от лица, я невольно затосковал. Вовка неуловимо напомнил сына Юрочку.

-Ушам не верю! Володя, ты ли, настоящий фанат профессии, ведешь такие речи! – удивилась Ната. – Не представляю тебя без блокнота и переносного магнитофончика!

-Видишь ли, Натэлла, изоляция от общества позволяет взглянуть на многое беспристрастно, другими глазами. В сегодняшних условиях я изжил себя, как журналист. Все ушло в другую жизнь, ту, которая завершилась с «выпиской» из Маркандии. Теперь моя дорога ведет в иную сторону…

-Пока не знаю, я нахожусь в поисках самого себя. Подумаю, осмотрюсь. В первую очередь нужно доучить Олю, не допущу, чтобы она все время подрабатывала, как сейчас. Да и родителей пора освободить, они и Виктор помогали ей по мере возможности, теперь избавлю своих близких от постоянной заботы. Мне нужна работа с хорошей оплатой, а уж теплое местечко искать не стану, наотдыхался у «хозяина»!

-Но ты зарываешь свой талант в землю! – воскликнул друг.

-А вдруг, наоборот? – загадочно улыбнулся я.

Плакат из Интернета. Спасибо автору.

Все шесть лет в ИТК-188 передо мной маячила одна-единственная цель, алмазом сияющая в череде зоновских будней: написать роман. Знать бы тогда, о чем он получится: обо мне самом! После «девятки» наша с Клыком пробежка по тонким реальностям, выстроенным моей собственной фантазией, не давала покоя. Уже тогда я начал строить в воображении Исполинский Лес, Балку Большого Камня, Рубиновую реку, Мертвую пустошь и все остальное, куда должна привести точка слияния двух рек. Круговорот воды, образовавшийся в результате сквозного хода в таинственные пещеры внутриутробного мира Земли. Жемчужины, выношенной и выстраданной во чреве планеты. Здесь обитает загадочный воин – Маршалл. И сюда попадает естествоиспытательница Марго. Моя королева Марго.

Для осуществления своего плана я нуждался в работе по сменам или с достаточно свободным графиком. Журналистское поприще по вышеуказанным причинам меня ничуть не привлекало. Пойти к отцу в инкассаторскую службу не мог – туда, как и на «Фантом», не принимали судимых. Поэтому после недельной безвылазной отсидки дома я вышел на улицу, не имея ни малейшего представления, куда направить стопы.

«На воле» нещадно жарило июньское солнце, под ногами плавился асфальт, казалось, будто ноги ступали по раскисшей болотистой почве. Листья деревьев скручивались от засухи, пряча ожоги, оставленные немилосердным светилом. Я приехал в центр города, прошелся по главной улице, и, наконец, достиг собора. Вспомнив последнюю более чем прохладную встречу с братом, неожиданно ощутил невыносимое, прямо-таки животное желание войти и хоть одним глазком посмотреть на «младшенького». Службы не было, но прибиравшаяся у алтаря старушка сказала:

-Отец Юлиан в крестильне. Выйди, сынок, во двор, увидишь дверь напротив открытую…

Поблагодарив, я вошел в небольшое помещение, где находилось несколько человек, ожидавших окончания действа. Прерывать обряд не собирался, и уже хотел ретироваться, как вдруг одна из женщин в платочках негромко воскликнула:

-Володя!

Продолжение следует.

Если понравилась глава, ставьте лайк, подписывайтесь на канал, делитесь в соцсетях, поддержите персонажей своим вниманием! Они будут очень рады!

Спасибо душевное за прочтение, лайки и подписки!

Pinterest.ru

Настя.

Мои соседки по палате, увидев, что мне плохо, пошли звать дежурную медсестру. Но найти никого не смогли. Я стала ждать утра, меня мучили спазмы внизу живота, тошнило и бил нервный озноб. Утро виделось мне спасительным светом, когда врачи мне помогут и скажут, что все хорошо, что такое бывает…

Наконец, в больнице началось движение и к нам в палату заглянула медсестра. По моей просьбе она позвала врача.

 — Положат тут своих, а мы расхлёбывай, — бормотала она себе под нос, осматривая меня.

Потом мне сделали какой-то укол и стало легче.

Кутаясь в одеяло, так как меня продолжало трясти, и вспоминая слова последнего врача, я поняла, что через несколько лет вряд ли встречу Рому за руку с нашим сыном, так как ребёнка у меня не будет.

Вечером приехала мама. Она пришла прямо ко мне в палату, так как выходить в коридор мне было тяжело. Мама села на край кровати и склонилась ко мне. Я с удивлением увидела в её взгляде сочувствие и заботу.

— Все будет хорошо, моя девочка, — нежданно тёплым голосом, проговорила мама. — Так к лучшему, все пройдёт и ты забудешь об этой ситуации, как о страшном сне.

Мне показалось, или мамин голос на самом деле немного дрожал?  Это было не похоже на неё. Так мама себя вела, только когда чувствовала вину.

«А в чем её вина, если мой организм сам не справился? Даже под наблюдением врачей…» — думала я, — «Я ни на что не годна. Даже ребёнка выносить не могу».

Мама посидела со мной до конца времени посещения и уехала. Мне казалось, что она хочет мне что-то сказать, но наличие соседок по палате не располагало к разговорам.

В палате воцарилась тревожная тишина. Мой живот сводило спазмами, и я сворачивалась клубком, мыча от боли и жалости к себе. Девочки в палате, сохраняющие беременность, переглядывались и пытались как будто отодвинуться подальше от меня. В их взглядах читалось: «Не дай Бог с нами такое».

Пожилая женщина, лежащая рядом, вечером обратилась к медсестре:

— Девочкам, — тихо сказала она, кивая на моих соседок, — тяжело смотреть не потерю, лежат, нервничают, а им покой нужен. — проговорила она. — Испереживаются все, ничего хорошо не будет. Да и Насте тяжело смотреть на их животики. Может стоить разделить по палатам, тех кто сохраняет и тех, кто потерял. Всем лучше будет.

— Вот еще! — фыркнула медсестра. — У нас больница, а не санаторий. Одному хорошо, другому плохо. Но лежат все вместе. — отрезала она и ушла.

Выписали меня через несколько дней.

— У тебя больше нет показаний оставаться у нас, — сказала мне новая врач. — Через две недели надо будет сделать УЗИ. В выписке даны все назначения и рекомендации, — закончила она, протягивая мне документы. — Дождись, кто тебя заберёт и можешь быть свободна.

Была середина дня и приехать за мной никто не мог. Я позвонила отцу, он сказал ждать его до вечера или ехать домой самой. Оставаться в больнице я больше не хотела и решила добраться сама.

Выйдя на улицу, полную прохожих, спешащих по своим делам, я почувствовала себя как никогда одинокой и никому не нужной.

События последней недели перевернули мой внутренний мир. Я сейчас была так далека от той романтичной, влюблённой девочки, которая жила внутри меня все предыдущие годы.

Рому я так и не видела и ничего не знала о его делах. Рита ко мне в больницу не приходила, только позвонила раз и услышав мой рассказ, больше не появлялась. Папа был мной разочарован, хотя и пытался поддерживать. В маминой заботе я чувствовала извинения, но не могла понять за что.

Дома меня встретила Маша. Она слегка отшатнулась, когда я взглянула на неё. Но девочка быстро взяла себя в руки и предложила мне поесть.

— Мне не хочется, — сказала я и прошла в ванную. Хотелось поскорее смыть с себя больничную пыль.

Из зеркала в ванной на меня смотрело не знакомое лицо, с бледной кожей, синяками под глазами и совершенно потухшим взглядом. Помывшись и попив чаю, я рухнула на свою кровать.

Только сейчас, оказавшись в стенах, где я выросла, я начала осознавать, что со мной произошло. Все это казалось мне плохим сном и я была бы рада его забыть. Но память неминуемо подсовывала мне воспоминания о днях в больнице, словах врачей, сочувствии мамы.

Какая-то мысль грызла меня изнутри, но я не могла сформулировать её. Мысль о том, как странно все вышло. Я ехала в больницу совершенно здоровая, не считая утренней тошноты, а вернулась истощённая и замершей болью внутри, которую я ещё не могла до конца осознать. Ощущение невозвратной потери не покидало меня.

Я тихо плакала под одеялом, когда ко мне зашла Тася, и обняв меня, замерла. Она обнимала меня так долго и так тепло, что мне стало чуть легче и я смогла заснуть.

Продолжение

Предыдущая глава

Мнение психолога

Ситуация, в которой оказалась Настя, на новая. Но каждая женщина проходит её по-своему.

Для Насти ключевым является то, что она не знает правды. В случившемся девушка винит себя, чувствует себя ни на что не годной. На дальнейшей жизни такое самоедство может сказаться очень негативно.

Если говорить о путях выхода из травмы, потери (любой, не только касающейся ребёнка), то можно выделить несколько этапов:

1. Осознание ситуации.

2. Отгоревание потери. Этот этап очень важен. Без него невозможно движение дальше. Отгоревание — это проживание своих чувств и эмоций относительно произошедшего события.

3. Отпускание ситуации. Когда боль прожита, она может уйти. Остается память и опыт. Но чувство пустоты, замирания внутри имеют возможность наполниться новым.

Если второй этап пропущен и человек сразу пытается забыть и идти дальше, то часть его души (сердца, личности, можно сказать как угодно) остается в непрожитой боли. В результате чего человек теряет контакт с собой, полноту жизни, избегает эмоций, которые резонируют с принудительно забытым.

Начало

Предыдущая глава

Глава 13 Продолжение рассказа » Долг платежом красен»

В пять утра стал стучать в окно дождь. Оксана только-только смогла уснуть. Усталость сделала своё дело, она свалилась без сил. А дождь всё лил свои слёзы за стеклом, как будто знал причины грусти тех, к кому так бесцеремонно стучался.

Оксана проснулась от этого шума. Стояла и смотрела, как дождь плакал и плакал. Напомнил ей о том, что было. Перед глазами встала картина, как они с Дашкой, будучи в первом классе, прибежали из школы мокрые, как два цыплёнка. Тогда сестрички радовались тёплому дождику, а сегодня она плачет вместе с дождём. Откуда он узнал, что у неё горе?

Григорий позвонил на работу и отпросился, объяснив причину. Леру решили не будить, она так сладко спала и Илюшка, чего-то причмокивал, а маленькая Лиза, улыбалась во сне. Оксана смотрела на свой детский сад и думала, как же они будут жить? Как сказать детям, что нет их мамы и папы? Она понимала, что не сможет с ними разговаривать на эту тему, да и не поймут сейчас, слишком маленькие.

Дети проснулись только к восьми утра. Хмурые, тяжёлые тучи плыли по небу. Осень вступала в свои права, скоро зима! Пока детки маленькие, можно будет жить в этой квартире, а потом придётся переехать в дом сестры, там места больше и детям будет свободнее. Григорий шёл на встречу со старшим лейтенантом.

— Зачем он тебя вызывает? – спросила Оксана. Муж не хотел говорить о посещении морга, даже упоминание об этом учреждении наводило тоску и ужас.

— Я не знаю, дорогая. Но обязательно тебе всё расскажу-

Дашу и Бориса он опознал сразу, был составлен протокол и он поспешил выйти на воздух. Он всегда удивлялся работникам морга, которые спокойно пили чай рядом с торчащими ногами, с биркой на пальце. Жизнь ко всему приучает. И здесь работают люди и выполняют свою работу. Для кого-то она обычная, как и любая другая, а для некоторых абсолютно неприемлемая. Все мы разные, как и работа, на которую ходим каждый день.

— Когда можно забирать тела? –

— Думаю завтра, не раньше-

Он зашёл в кулинарию, купил горячих пирожков, детям пирожных и пришёл домой. В доме была мёртвая тишина. Дети как будто чувствовали что-то и старались не шуметь. Илюшка и Лера лежали рядышком и слушали сказку, а Лиза спала на руках у Оксаны. Женщина осунулась за эти два дня и Григорию показалось даже что постарела. Сколько на неё свалилось и сколько ещё потребуется сил и здоровья, воспитать этих детей. Ему казалось, что Лера всё понимала и с каким-то беспокойством и страхом смотрела на родителей.

— Ты чего смотришь, как запуганный зверёк? – спросил её отец. Она тихонько заплакала, а потом спросила:

— Вы не отдадите меня обратно в детский дом, маме ведь трудно с трёх человеками — Григорий улыбнулся, услышав такое интересное слово, но сразу успокоил дочь:

— Да кто же отдаёт таких родных и красивых детей? Я лично не отдам, да и мама тоже думаю, будет против –

— Правда, правда? Ты говоришь серьёзно? — она смотрела таким взрослым взглядом, прямо в глаза Григорию

— Век свободы не видать – и он, улыбаясь, провёл большим пальцем по горлу. Мы тебя любим-

— Спасибо, папа — и она обняла его за шею

— Ну, что ты, маленькая, не переживай. Всё будет хорошо! —

Оксана стояла на кухне, упершись горячим лбом в приятное прохладное стекло. Она уже не задавала себе вопросы, на которые не могла ответить: «за что», «почему». Зачем жизнь так жестоко поступила с её сестрой, почему это произошло именно с ней? Ответов всё равно на эти вопросы у неё не было, да и вряд ли у кого-то были. Просто теперь надо привыкнуть к мысли, что жить она будет с одним крылом. Второе ей подрезали.

Людмила Николаевна по-прежнему была в больнице, но ей было намного лучше, благодаря Алексею Ивановичу, который не растерялся, а сразу позвал на помощь.

Похороны двух молодых и талантливых людей вылились в демонстрацию, вся улица была в машинах, встать было негде, Оксане все выражали соболезнования. Погибших хорошо знали в городе. Женщина не могла успокоиться, слёзы текли сами ,текли молча, просто текли и остановить их было невозможно.

Огромное количество живых цветов, венков. Кто-то подходил, что-то говорил, но у неё в голове было одно, она осталась одна, от неё оторвали по живому самого дорогого человека. Именно эта мысль не выходила у неё из головы. Она на автомате говорила, что делать, где взять, где поминать. Ей предлагали какую-то помощь, обнимали, сочувствовали, а она смотрела на родное лицо своей сестрёнки и не узнавала его.

Прошёл год. Илью оформили в тот же детский сад, куда ходила Лера. Детей сестры, Оксана с мужем усыновили и теперь они считались многодетными родителями. Лера по-прежнему посещала детский сад, только в нём была другая заведующая. Марию Гавриловну отправили на пенсию. При проверке плюс ко всему вскрылись махинации с деньгами спонсоров, скандал раздувать не стали, а предложили уйти по собственному, что она и сделала.

Для детей такие перемены были незаметны, а тем более для Леры. С тех пор в группе было всё спокойно. Вместе с другими детьми девочка играла, занималась и с удовольствием ходила в сад. Она свободно читала, очень хорошо считала и решала простенькие задачки. Родители считали, что проблем в школе не будет.

Их беспокоил Илья. Он иногда был просто неуправляемым. Как-то перед Новым годом, он попросил купить ему ноутбук, на что Григорий сказал, это очень дорого, да и рано ему. Представление с валянием на полу и истерический крик Оксана с мужем выдержали. Это продолжалось около 40 минут. Когда маленький монстр увидел, что в комнате никого нет, дверь закрыта и его концерт не хотят слушать, он понял, что проиграл.

Выйдя из комнаты, он подошёл к Оксане:

— Мама, у меня голова болит – он действительно был весь красный и потный –

— Очень болит? — с сочувствием спросила она.

– Очень, меня тошнит —

— Так будет всегда, как только ты будешь падать на пол и кричать. Твой организм не выдерживает таких истерик. Поэтому если хочешь быть здоровым, прекращай нас стращать, и будь хорошим мальчиком. Мы с папой тебя очень любим –

Материально им было тяжеловато. По этой причине Оксана не могла оставить работу совсем и начальство пошло ей навстречу, разрешив работать удалённо. Им тоже не хотелось терять надёжного человека и профессионала.

Провожая високосный год, они надеялись, что несчастья будут обходить их стороной, слишком с большими потерями прошла их семья через этот уходящий в историю год.

Продолжение

Яндекс-картинки