Даниил хармс нас всех тошнит

Тюк!

Лето. Письменный стол. Направо дверь. На стене картина. На картине
нарисована лошадь, а в зубах у лошади цыган. Ольга Петровна колет
дрова. При каждом ударе с носа Ольги Петровны соскакивает пенснэ.
Евдоким Осипович сидит в креслах и курит.

Ольга Петровна (ударяет колуном по полену, которое однако нисколько не
раскалывается.)

Евдоким Осипович: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ бьет по полену.)

Евдоким Осипович: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ бьет по полену.)

Евдок. Осип.: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ бьет по полену).

Евдоким Осипович: Тюк!

Ольга Петровна (надевая пенснэ.) Евдоким Осипович! Я вас прошу, не
говорите этого слова «тюк».

Евдоким Осипов.: Хорошо, хорошо.

Ольга Петровна (Ударяет колуном по полену.)

Евдок. Осипов.: Тюк!

Даниил Хармс — Меня называют Капуцином

Ольга Петров. (надевая пенснэ): Евдоким Осипович! Вы обещали мне не
говорить этого слова «тюк»!

Евдок. Осипов.: Хорошо, хорошо, Ольга Петровна! Больше не буду.

Ольга Петр. (ударяет колуном по полену.)

Евдок. Осипов.: Тюк!

Ольга Петр. (надевая пенснэ): Это безобразие! Взрослый, пожилой человек
и не понимает простой человеческой просьбы!

Евдок. Осипов.: Ольга Петровна! Вы можете спокойно продолжать вашу
работу. Я больше мешать не буду.

Ольга Петровна: Ну я прошу вас, я очень прошу вас: дайте мне расколоть
хотя бы, это полено!

Евдоким Осипович: Колите, конечно колите!

Ольга Петр. (ударяет колуном по полену.)

Евдок. Осипов.: Тюк!

Ольга Петровна роняет колун, открывает рот, но ничего не может сказать.
Евдоким Осипович встает с кресел, оглядывает Ольгу Петровну с головы до
ног и медленно уходит. Ольга Петровна стоит неподвижно, с открытым ртом
и смотрит на удаляющегося Евдокима Осиповича.

Занавес медленно опускается.

Что
теперь продают в магазинах

Коратыгин пришел к Тикакееву и не застал его дома.

А Тикакеев, в это время, был в магазине и покупал там сахар, мясо и
огурцы.

Коратыгин потолкался возле дверей Тикакеева и собрался уже писать
записку, вдруг смотрит идет сам Тикакеев и несет в руках клеенчатую
кошелку.

Коратыгин увидал Тикакеева и кричит ему:

– А я вас уже целый час жду!

– Неправда, – говорит Тикакеев, – я всего
25 минут как из дома.

– Ну, уж этого я не знаю, – сказал Коратыгин,
– а только я тут уже целый час.

– Не врите! – сказал Тикакеев. – Стыдно
врать.

– Милостивейший государь! – сказал Коратыгин.
– Потрудитесь выбирать выражения.

– Я считаю… – начал было Тикакеев, но
его перебил Коратыгин:

– Если вы считаете… – сказал он. Но тут
Коратыгина перебил Тикакеев и сказал:

– Сам-то ты хорош!

Эти слова так взбесили Коратыгина, что он зажал пальцем одну ноздрю, а
другой ноздрей сморкнулся в Тикакеева.

Тогда Тикакеев выхватил из кошелки самый большой огурец и ударил им
Коратыгина по голове.

Коратыгин схватился руками за голову, упал и умер.

Вот какие большие огурцы продают теперь в магазинах!
Даниил
Хармс 

Машкин
убил Кошкина

Товарищ Кошкин танцевал вокруг товарища Машкина.

Тов. Машкин следил за тов. Кошкиным.

Тов. Кошкин оскорбительно махал руками и противно выворачивал ноги.

Тов. Машкин нахмурился.

Тов. Кошкин пошевелил животом и притопнул правой ногой.

Тов. Машкин вскрикнул и кинулся на тов. Кошкина.

Тов. Кошкин попробовал убежать, но спотыкнулся и был настигнут тов.
Машкиным.

Тов. Машкин ударил кулаком по голове тов. Кошкина.

Тов. Кошкин вскрикнул и упал на четверинки.

Тов. Машкин двинул тов. Кошкина ногой под живот и еще раз ударил его
кулаком по затылку.

Тов. Кошкин растянулся на полу и умер.

Машкин убил Кошкина.

Сон
дразнит человека

Марков снял сапоги и, вздохнув, лег на диван.

Ему хотелось спать, но, как только он закрывал глаза, желание спать
моментально проходило. Марков открывал глаза и тянулся рукой за книгой.
Но сон опять налетал на него и, не дотянувшись до книги, Марков ложился
и снова закрывал глаза. Но лишь только глаза закрывались, сон улетал
опять, и сознание становилось таким ясным, что Марков мог в уме решать
алгебраические задачи на уравнения с двумя неизвестными.

Долго мучился Марков, не зная, что ему делать: спать или бодрствовать?
Наконец измучившись и взненавидев самого себя и свою комнату, Марков
надел пальто и шляпу, взял в руку трость и вышел на улицу. Свежий
ветерок успокоил Маркова, ему стало радостнее на душе и захотелось
вернуться обратно к себе в комнату.

Войдя в свою комнату, он почувствовал в теле приятную усталость и
захотел спать. Но только он лег на диван и закрыл глаза, –
сон моментально испарился.

С бешенством вскочил Марков с дивана и, без шапки и без пальто,
помчался по направлению к Таврическому саду.

Охотники

На охоту поехало шесть человек, а вернулось-то только четыре.

Двое-то не вернулись.

Окнов, Козлов, Стрючков и Мотыльков благополучно вернулись домой, а
Широков и Каблуков погибли на охоте.

Окнов целый день ходил потом расстроенный и даже не хотел ни с кем
разговаривать. Козлов неотступно ходил следом за Окновым и приставал к
нему с различными вопросами, чем и довел Окнова до высшей точки
раздражения.

КОЗЛОВ:

Хочешь закурить?

ОКНОВ:

Нет.

КОЗЛОВ:

Хочешь, я тебе принесу вон ту вон штуку?

ОКНОВ:

Нет.

КОЗЛОВ:

Может быть, хочешь я тебе расскажу что-нибудь смешное?

ОКНОВ:

Нет.

КОЗЛОВ:

Ну, хочешь пить? У меня вот тут вот есть чай с коньяком.

ОКНОВ:

Мало того, что я тебя сейчас этим камнем по затылку ударил, я тебе еще
оторву ногу.

СТРЮЧКОВ И МОТЫЛЬКОВ:

Что вы делаете? Что вы делаете?

КОЗЛОВ:

Приподнимите меня с земли.

МОТЫЛЬКОВ:

Ты не волнуйся, рана заживет.

КОЗЛОВ:

А где Окнов?

ОКНОВ (отрывая Козлову ногу):

Я тут, недалеко!

КОЗЛОВ:

Ох, матушки! Сса-па-си!

СТРЮЧКОВ И МОТЫЛЬКОВ:

Никак он ему и ногу оторвал!

ОКНОВ:

Оторвал и бросил ее вон туда!

СТРЮЧКОВ:

Это злодейство!

ОКНОВ:

Что-о?

СТРЮЧКОВ:

…Ейство…

ОКНОВ:

Ка-а-ак?

СТРЮЧКОВ:

Нь… нь… нь… никак.

КОЗЛОВ:

Как же я дойду до дому?

МОТЫЛЬКОВ:

Не беспокойся, мы тебе приделаем деревяшку.

СТРЮЧКОВ:

Ты на одной ноге стоять можешь?

КОЗЛОВ:

Могу, но не очень-то.

СТРЮЧКОВ:

Ну мы тебя поддержим.

ОКНОВ:

Пустите меня к нему!

СТРЮЧКОВ:

Ой нет, лучше уходи!

ОКНОВ:

Нет, пустите!.. Пустите!.. Пусти. … – Вот, что я
хотел сделать!

СТРЮЧКОВ И МОТЫЛЬКОВ:

Какой ужас!

ОКНОВ:

Ха-ха-ха!

МОТЫЛЬКОВ:

А где же Козлов?

СТРЮЧКОВ:

Он уполз в кусты!

МОТЫЛЬКОВ:

Козлов, ты тут?

КОЗЛОВ:

Ша́ша…!

МОТЫЛЬКОВ:

Вот ведь до чего дошел!

СТРЮЧКОВ:

Что же с ним делать?

МОТЫЛЬКОВ:

А тут уж ничего с ним не поделаешь. По-моему его надо просто удавить.
Козлов! А, Козлов? Ты меня слышишь?

КОЗЛОВ:

Ох, слышу, да плохо.

МОТЫЛЬКОВ:

Ты, брат, не горюй. Мы сейчас тебя удавим. Постой!.. Вот…
вот… вот…

СТРЮЧКОВ:

Вот сюда вот еще! Так, так, так! Ну-ка еще… Ну, теперь
готово!

МОТЫЛЬКОВ:

Теперь готово!

ОКНОВ:

Господи благослови!

 Исторический
эпизод

В. Н. Петрову

Иван Иванович Сусанин (то самое историческое лицо, которое положило
свою жизнь за царя и впоследствии было воспето оперой Глинки) зашел
однажды в русскую харчевню и, сев за стол, потребовал себе антрекот.
Пока хозяин харчевни жарил антрекот, Иван Иванович закусил свою бороду
зубами и задумался; такая у него была привычка.

Прошло тридцать пять колов времени и хозяин принес Ивану Ивановичу
антрекот на круглой, деревянной дощечке. Иван Иванович был голоден и,
по обычаю того времени, схватил антрекот руками и начал его есть. Но
торопясь утолить свой голод, Иван Иванович так жадно набросился на
антрекот, что забыл вынуть изо рта свою бороду и съел антрекот с куском
своей бороды.

Вот тут-то и произошла неприятность, так как, не прошло и пятнадцати
колов времени, как в животе у Ивана Ивановича начались сильные рези.
Иван Иванович вскочил из-за стола и ринулся на двор. Хозяин крикнул
было Ивану Ивановичу: «Зри ка́ко твоя брада кло́чна!» Но Иван Иванович,
не обращая ни на что внимания, выбежал на двор.

Тогда боярин Ковшегуб, сидящий в углу харчевни и пьющий сусло, ударил
кулаком по столу и вскричал: «Кто есть сей?» А хозяин, низко кланяясь,
ответил боярину: «Сие есть наш патриот Иван Иванович Сусанин». «Во
как!» – сказал боярин, допивая свое сусло. «Не угодно ли
рыбки?» – спросил хозяин. «Пошел ты к бу́ю!» –
крикнул боярин и пустил в хозяина ковшом. Ковш просвистел возле
хозяйской головы, вылетел через окно на двор и хватил по зубам сидящего
орлом Ивана Ивановича. Иван Иванович схватился рукой за щёку и
повалился на бок.

Тут справа из сарая выбежал Карп и, перепрыгнув через корыто, в
котором, среди помой, лежала свинья, с криком побежал к воротам. Из
харчевни выглянул хозяин. «Чего ты орешь?» спросил он Карпа. Но Карп,
ничего не отвечая, убежал.

Хозяин вышел на двор и увидел Сусанина лежащего неподвижно на земле.
Хозяин подошел поближе и заглянул ему в лицо. Сусанин пристально глядел
на хозяина. «Так ты жив?» – спросил хозяин. «Жив, да ти́лько
страшусь, что меня еще чем-нибудь ударят», – сказал Сусанин.
«Нет, – сказал хозяин, – не страшись. Это тебя
боярин Ковшегуб чуть не убил, а теперь он ушедши». «Ну, слава Тебе
Боже,!» – сказал Иван Сусанин, поднимаясь с земли.
– «Я человек храбрый, да ти́лько зря живот покладать не
люблю. Вот я приник к земле и ждал: чего дальше будет? Чуть что, я бы
на животе до самой Елдыриной слободы бы уполз… Евона как
щёку разнесло. Батюшки! Полбороды отхватило!» «Это у тебя еще и раньше
так было», – сказал хозяин. «Как это так раньше? –
вскричал патриот Сусанин. – Что же, по-твоему, я так с
клочной бородой ходил?» «Ходил», – сказал хозяин. «Ах, ты,
мя́фа», – проговорил Иван Сусанин. Хозяин зажмурил глаза и,
размахнувшись, со всего маху, звезданул Сусанина по уху. Патриот
Сусанин рухнул на землю и замер. «Вот тебе! Сам ты мя́фа!» –
сказал хозяин и удалился в харчевню.

Несколько колов времени Сусанин лежал на земле и прислушивался, но, не
слыша ничего подозрительного, осторожно приподнял голову и осмотрелся.
На дворе никого не было, если не считать свиньи, которая, вывалившись
из корыта, валялась теперь в грязной луже. Иван Сусанин озираясь
подобрался к воротам. Ворота по счастию были открыты и патриот Иван
Сусанин, извиваясь по земле как червь, пополз по направлению к
Елдыриной слободе.

Вот эпизод из жизни знаменитого исторического лица, которое положило
свою жизнь за царя и было впоследствии воспето в опере Глинки.